Корифеи петербургской школы художественного перевода: Валентин Стенич (рассказывает Елена Александровна Бугреева, СПбГУ)

Рассказывает к.пед.н., доцент, автор курса «Введение в теорию перевода». “Для переводов Стенича характерен отказ от буквализма при сохранении поэтической тональности и особенностей стиля автора. Ему принадлежат критические статьи, либретто оперы «Пиковая дама»“. Н.Чуковский: “переводчиком он стал случайно, против желания. И был переводчиком поразительным – по тонкости, по чувству стиля. Из него выработался великолепный мастер. Совсем к тому не стремясь, он оказался одним из основателей того, что мы сейчас называем «советской школой художественного перевода». Начал он переводить, не помышляя ни о чем ином, кроме заработка,— да и о чем еще можно было помышлять, работая для издательства «Мысль». Так же, как и я, он сокращал роман любого размера до двенадцати печатных листов и стремился только к тому, чтобы сдать работу возможно быстрее, потому что Вольфсон не терпел задержек. Но его прирожденный талант переводчика сказался с самого начала. Он не был ни поэтом, ни прозаиком, но обладал удивительной способностью заражаться чужим, а именно эта способность, по-видимому, как раз важнее всего для переводчика. Он влюблялся в писателя, которого переводил, сам превращался в него, чувствовал каждую особенность его стиля и передавал по-русски точно, находчиво и, главное, ярко, поражая гибкостью и богатством своего воображения. Когда он вырвался наконец из «Мысли» и стал работать для не столь диких издательств, он быстро оказался в ряду самых заслуженных и почтенных переводчиков. [...] Из немецких его переводов самая значительная его работа — «Опера нищих» Брехта. С английского перевел он много, но больше всего души и труда отдал он переводу романов Пассоса, и именно на их долю выпал наибольший успех. Романы Пассоса 20-х, замечательные своей подлинной демократичностью, то трагические, то грустно-лирические, были эклектичны по стилю. Одни страницы были написаны в духе Синклера Льюиса, другие — Т.Харди, третьи — Пруста, четвертые — Джойса. Это ставило перед переводчиком особо сложные задачи, которые Стенич, с его изощренным чутьем к чужому стилю, разрешал блестяще. Он был влюблен в Пассоса, эта любовь помогала ему перевоплощаться, он сам как бы становился Пассосом, пишущим по-русски, он стремился всех заразить своей любовью к Пассосу, и ему удалось заразить многих в том числе и меня. Я читал Пассоса с увлечением, много думал о нем, но никак не предполагал что мне предстоит с ним встретиться. [...] Стенич в последнее десятилетие своей жизни оставил все свои былые мечты о стихотворстве и целиком предался переводам. В 30-е он был, безусловно, лучшим переводчиком западной прозы на русский. Стенич переводил реалистически, ярко, потому что всегда стремился передать не слова автора, а ту жизнь, которую изображал автор. Вообще его любовь к литературе была прежде всего выражением его любви к жизни, и переводил он поэтому не классиков, а те книги, в которых «отразился век и современный человек». Он получил широкое признание как первоклассный переводчик, и казалось, мог бы быть удовлетворен. Но удовлетворен он не был. Стремление к самостоятельному творчеству не оставляло его“ ().