«Пестель, Поэт и Анна» - Давид Самойлов

Исполняет Константин Райкин. Пестель, Поэт и Анна Там Анна пела с самого утра И что-то шила или вышивала. И песня, долетая со двора, Ему невольно сердце волновала. А Пестель думал: “Ах, как он рассеян! Как на иголках! Мог бы хоть присесть! Но, впрочем, что-то есть в нем, что-то есть. И молод. И не станет фарисеем“. Он думал: “И, конечно, расцветет Его талант, при должном направленьи, Когда себе Россия обретет Свободу и достойное правленье“. – Позвольте мне чубук, я закурю. – Пожалуйте огня. – Благодарю. А Пушкин думал: “Он весьма умен И крепок духом. Видно, метит в Бруты. Но времена для брутов слишком круты. И не из брутов ли Наполеон?“ Шел разговор о равенстве сословий. – Как всех равнять? Народы так бедны, – Заметил Пушкин, – что и в наши дни Для равенства достойных нет сословий. И потому дворянства назначенье – Хранить народа честь и просвещенье. – О, да, – ответил Пестель, – если трон Находится в стране в руках деспота, Тогда дворянства первая забота Сменить основы власти и закон. – Увы, – ответил Пушкин, – тех основ Не пожалеет разве Пугачев... – Мужицкий бунт бессмыслен... – За окном Не умолкая распевала Анна. И пахнул двор соседа-молдавана Бараньей шкурой, хлевом и вином. День наполнялся нежной синевой, Как ведра из бездонного колодца. И голос был высок: вот-вот сорвется. А Пушкин думал: “Анна! Боже мой!“ – Но, не борясь, мы потакаем злу, – Заметил Пестель, – бережем тиранство. – Ах, русское тиранство-дилетантство, Я бы учил тиранов ремеслу, – Ответил Пушкин. “Что за резвый ум, – Подумал Пестель, – столько наблюдений И мало основательных идей“. – Но тупость рабства сокрушает гений! – На гения отыщется злодей, – Ответил Пушкин. Впрочем, разговор Был славный. Говорили о Ликурге, И о Солоне, и о Петербурге, И что Россия рвется на простор. Об Азии, Кавказе и о Данте, И о движенье князя Ипсиланти. Заговорили о любви. – Она, – Заметил Пушкин, – с вашей точки зренья Полезна лишь для граждан умноженья И, значит, тоже в рамки введена. – Тут Пестель улыбнулся. – Я душой Матерьялист, но протестует разум. – С улыбкой он казался светлоглазым. И Пушкин вдруг подумал: “В этом соль!“ Они простились. Пестель уходил По улице разъезженной и грязной, И Александр, разнеженный и праздный, Рассеянно в окно за ним следил. Шел русский Брут. Глядел вослед ему Российский гений с грустью без причины. Деревья, как зеленые кувшины, Хранили утра хлад и синеву. Он эту фразу записал в дневник – О разуме и сердце. Лоб наморщив, Сказал себе: “Он тоже заговорщик. И некуда податься, кроме них“. В соседний двор вползла каруца цугом, Залаял пес. На воздухе упругом Качались ветки, полные листвой. Стоял апрель. И жизнь была желанна. Он вновь услышал – распевает Анна. И задохнулся: “Анна! Боже мой!“