ПО Э. А.: Ворон, 1843-44 ч.3, пер.: В. Е. Жаботинский, 1930-31 (ТВ-Тройников / 2024)

ПО Эдгар Аллан: “Ворон”, 1843-44 – ч.3, пер.: В. Е. Жаботинский, 1930-31 (ТВ-Тройников 2024 / Поэзия самопознания и миропонимания). Циклы-вложения «Поэзия Запада» и «Американская поэзия». В 2024-м г. исп.: 215 лет со дня рождения и 175 лет со дня смерти Эдгара Аллана ПО ( – ), 180 лет со дня создания поэмы Э. А. ПО «Ворон» / 1843-44. 1. Как-то в полночь, утомленный, развернул я, полусонный, Книгу странного ученья (мир забыл уже его) — И взяла меня дремота; вдруг я вздрогнул отчего-то — Словно стукнул тихо кто-то у порога моего. «То стучится, — прошептал я, — гость у входа моего — Путник, больше ничего». 2. Ясно помню всё, как было; осень плакала уныло, И в камине пламя стыло, под золой почти мертво… Не светало… Что за муки! Не принёс дурман науки Мне забвенья о разлуке с девой сердца моего — О Леноре: в Божьем хоре дева сердца моего — Здесь, со мною — никого… 3. Шелест шёлка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах Жуткой, чуткой странной дрожью пронизал меня всего; И, борясь с тревогой смутной, заглушая страх минутный, Повторил я: «Бесприютный там у входа моего — Поздний странник постучался у порога моего — Гость, и больше ничего». 4. Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу, Восклицая: «Вы простите — я промедлил оттого, Что дремал в унылой скуке и проснулся лишь при стуке — При неясном лёгком звуке у порога моего». И широко распахнул я дверь жилища моего: Мрак, и больше ничего. 5. Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая, Полный дум, быть может, смертным не знакомым до того; Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного, И единственное слово чуть прорезало его — Зов: «Ленора…» — Только эхо повторило мне его — Эхо, больше ничего. 6. И, встревожен непонятно, я лишь шаг ступил обратно — Снова стук, уже слышнее, чем звучал он до того. Я промолвил: «Это ставнем на шарнире стародавнем Хлопнул ветер; вся беда в нём, весь секрет и колдовство. Отпереть — и снова просто разрешится колдовство: Ветер, больше ничего». 7. Распахнул я створ оконный — и, как царь в палате тронной, Старый, статный чёрный Ворон важно выплыл из него; Без поклона, плавно, гордо, он вступил легко и твёрдо, — Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего — И вверху на бюст Паллады у порога моего Сел — и больше ничего. 8. Чёрный гость на белом бюсте, — я, глядя, сквозь дымку грусти Усмехнулся — так он строго на меня смотрел в упор. «Вихрь измял тебя, но, право, ты взираешь величаво, Словно князь ты, чья держава — ночь Плутоновых озёр. Как зовут тебя, владыка чёрных адовых озёр?» Он прокаркал: «Nevermore». 9. Изумился я немало: слово ясно прозвучало — «Никогда»… Но что за имя? И бывало ль до сих пор, Чтобы в доме средь пустыни сел на бледный бюст богини Странный призрак чёрно-синий и вперил недвижный взор, — Старый, хмурый, чёрный Ворон, мрачный, вещий, тяжкий взор, И названье: «Nevermore»? 10. Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово, Словно всю в нём вылил душу — и замкнул её затвор. Он сидел легко и статно, и шепнул я еле внятно: «Завтра утром невозвратно улетит он на простор — Как друзья — как все надежды — улетит он на простор…» Каркнул Ворон: «Nevermore». 11. Содрогнулся я при этом, поражён таким ответом, И сказал ему: «Наверно, господин твой с давних пор Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока, И, изверившись глубоко, Небесам послал укор, И твердил взамен молитвы этот горестный укор, Этот возглас — «Nevermore»… 12. Он чернел на белом бюсте; я смотрел с улыбкой грусти — Опустился тихо в кресла — дал мечте своей простор; Мчались думы в беспорядке — и на бархатные складки Я поник, ища разгадки: что принёс он в мой шатёр — Что за правду мне привёл он в сиротливый мой шатёр Этим скорбным «Nevermore»? 13. Я сидел, объятый думой, молчаливый и угрюмый, И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор. Мысль одна сменялась новой; в креслах замер я, суровый, И на бархат их лиловый лампа свет лила в упор… Не склониться ей на бархат, светом залитый в упор, Не склониться — «Nevermore»… 14. Чу — провеяли незримо словно крылья серафима — Звон кадила — волны дыма — шорох ног о мой ковёр… «Это небо за моленья шлёт мне чашу исцеленья, Чашу мира и забвенья, сердцу волю и простор! Дай — я ... 15. ... 16. ... 17. ... 18. ... Первый перевод Владимира (Зеева) Евгеньевича Жаботинского (1880—1940) осуществлён в 1897 году. В 1931 Жаботинский, под псевдонимом Altalena, опубликовал 2-й вариант перевода, который и представлен в этом 174-м выпуске моего поэтического цикла. Оставляю вас с этими вехами на Пути классики, шедевров американской поэзии и поэтики её перевода, благодарю за внимание и прощаюсь до новых встреч в эфире! Сергей Сергеевич Тройников Drive Production “Поэзия Запада: классика западной поэзии”: “Поэзия американская“: Предыдущий 173-й выпуск: ПО Э. А.: “Ворон”, 1843-44 – ч.2, пер.: М. А. Зенкевич, 1946 (ТВ-Тройников / 2024):