Александр Фадеев (Мой серебряный шар 223, . Виталий Вульф)

Д.и.н., литературовед, киновед и театровед В.Вульф. П.Басинский: «[предсмертное] письмо Фадеева было сумбурным, нелогичным и в чем-то жалким. Во-первых, он преувеличивал свое литературное значение. Во-вторых, никто не мешал ему снять с себя хотя бы часть непосильной ноши, на которую он жалуется, говоря, что его превратили “в лошадь ломового извоза“. Об этой опасности его предупреждал еще Горький. Нельзя без изумления читать весь список его должностей, начиная с 20-х годов, когда он только-только вошел в литературу с действительно сильным романом “Разгром“. Уже в 1924 году он был руководителем ростовского отделения РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей). В 1932 году после ликвидации РАПП (и затем расстрела некоторых наиболее активных руководителей) вошел в Оргкомитет по созданию Союза писателей СССР; с 1934 по 1939 год был заместителем Оргкомитета Союза писателей СССР, а затем стал его Генеральным секретарем. Между прочим, должность Генерального секретаря даже в Компартии хотя и существовала с 1922 года (первым занимал Сталин), но считалась “неуставной“ и до смерти Сталина официально нигде не упоминалась. В отличие от Генерального секретаря всех писателей, которым был Фадеев с 1946 по 1954 год. [...] ...из письма понятно, что не так мучил его этот груз, как то, что этого груза он в одночасье лишился. В самой последней строке письма, перед тем как завещать похоронить себя рядом с матерью, жалуется на то, что “в течение трех лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять“. То есть после смерти Сталина новая власть проявляет к нему неуважение... И вот это его мучает... Корней Чуковский написал о смерти Фадеева: “Он был не создан для неудачничества, он так привык к роли вождя, решителя писательских судеб — что положение отставного литературного маршала для него было лютым мучением...“ Он застрелился 13 мая. А 20 февраля на ХХ партийном съезде, еще до выступления Хрущева “О культе личности...“ (состоялось 25 февраля), его, как мальчишку, в пух и прах разнес Шолохов. О культе личности Сталина еще не говорили. Первым за культ личности поплатился его верный слуга. К тому же речь Хрущева не была опубликована, ее только разослали в партийные организации. А вот Фадеева высекли прилюдно, на всю страну: «Фадеев оказался достаточно властолюбивым генсеком и не захотел считаться в работе с принципом коллегиальности. Остальным секретарям работать с ним стало невозможно. Пятнадцать лет тянулась эта волынка. Общими и дружными усилиями мы похитили у Фадеева пятнадцать лучших творческих лет его жизни, а в результате не имеем ни генсека, ни писателя. А разве нельзя было в свое время сказать Фадееву: “Властолюбие в писательском деле — вещь никчемная. Союз писателей — не воинская часть и уж никак не штрафной батальон, и стоять по стойке “смирно“ никто из писателей перед тобой не будет, товарищ Фадеев. Ты — умный и талантливый писатель, ты тяготеешь к рабочей тематике, садись и поезжай-ка годика на три-четыре в Магнитогорск, Свердловск, Челябинск или Запорожье и напиши хороший роман о рабочем классе“». [...] После ХХ съезда Фадеев понял, что, во-первых, меняются “правила игры“; во-вторых, правила эти непонятны; в-третьих, его, Фадеева, играть по этим правилам не приглашают. [...] Фадеев застрелился в середине мая. А в конце мая Пастернак передал представителю итальянского издателя Фельтринелли роман “Доктор Живаго“. Прощаясь с ним у калитки переделкинского дома, он как бы шутя сказал: “Вы пригласили меня на собственную казнь“. Заметим, что в этой казни Фадеев не принимал участия. Парадокс был в том, что “Доктор Живаго“ был написан в сталинское время, а травили Пастернака во времена “оттепели“». Из письма Асеева Жданову о закрытом заседании президиума Союза советских писателей (9 октября 39 г.): “Вчера я был поставлен товарищем Фадеевым в тяжелое и глупое положение на Правлении ССП по вопросу о книжке Тихона Чурилина. Тов. Фадеев, зная мое положительное суждение о талантливости Чурилина вообще и не предупредив меня о том, что книжка резко осуждена вами, нашел нужным вовлечь меня в длительный спор о ней, спор, имевший очевидной целью противопоставить мою скромную литературную убежденность вашему непререкаемому политическому авторитету. Меня в моем мнении поддержали столь разные по вкусам люди, как Тренев, Шкловский, Маршак. Тогда Фадеев предъявил нам ваши отметки на страницах книги“. Из статьи об обсуждении постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» («Правда», 10 октября 46 г.) “В своем выступлении ген.секретарь Союза советских писателей Фадеев вскрыл природу аполитичной, оторванной от жизни народа поэзии Пастернака, а также дал критический анализ идейных ошибок в творческом пути И. Сельвинского, отметил серьезные недостатки отдельных произведений П.Антокольского, С.Кирсанова, других поэтов“ ()