Владимир Одоевский (1804-1869) ‒ “Необойдённый дом. Древнее сказание о калике перехожей и о некоем старце“ (1840)

Опубликовано в 1842. Повесть положительно оценили современники. Белинский характеризовал её как «прекрасно рассказанную» {“едва ли что-нибудь поймут как образованные люди, не для которых писана эта странно-фантастическая повесть, так и простолюдины, для которых она писана и которые, вероятно, никогда не узнают о ее существовании!“. В.И.Сахаров: «Эта интереснейшая легенда представляет собой особую страницу в творчестве Одоевского и заставляет нас иначе, по-новому взглянуть не только на его творчество, но и на пути русской романтической прозы...» “В русском сознании имя героя связано прежде всего с Феодором Стратилатом и Феодором Тироном (воины, проливавшие кровь, но ставшие мучениками). Феоктист (’созданный Богом’): герой, ведомый Господом, действительно воссоздается как новый человек в истине, растративший на грехи Божий дар в первой, большей, части своей жизни. Есть основание считать, что вся история, все судьбы и события в повести существуют лишь для одной цели — повествования о спасении одной заблудшей души, коя Христу важнее, чем все овцы не заблудившиеся (Мф.18:12-14), (Лк.15:3-7), ибо «на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк.15:7). Отразились сюжеты духовной народной поэзии, которые Г.Федотов считал «излюбленными»: «чаще [...] о страданиях героя: Христа, Адама, Лазаря, мученика, аскета. Особенно излюблены народом юные страстотерпцы (и это находит свои параллели в истории канонизации русских святых) и страдалицы-матери: Рахиль, Милосливая жена, Богородица». Все нар.христианство, воплощенное в духовных стихах странников-сказителей, отражено не только и не столько в «роде занятий» героини повести (была ли старушка сказительницей раньше или является ею в момент повествования — неясно), сколько во всем ее богоугодном облике, совмещающем прощение, любовь, милосердие, надежду на воссоединение всех душ, верящих во Христа, в Царствии Небесном. Старица становится носительницей главных заповедей православия не только формально (в народном поэтическом наследии), но и по сути, воплощая в своей жизни стремление человека к житию в любви к ближнему и Христу. Авторский подзаголовок повести: Древнее сказание о калике перехожей и о некоем старце. Упоминание, что героиня не только богомолица, но и «калика перехожая», отсылает к русским духовным стихам, носителем коих были странствующие певцы-исполнители. Одоевский — знаток русских суеверий и духовной народной поэзии (как и книжности — заведующий Румянцевским музеем). В собрания духовных стихов Бессонова Одоевский написал статью «Об исконной великорусской музыке», некоторые напевы переложил со слуха нотами, будучи музыковедом. В повести отсылки почти ко всем основным сюжетам духовных стихов: о каликах перехожих, направляющихся на богомолье, о вечной жизни, духовные стихи Богородичного цикла, прежде всего о Богоматери милующей, Страшном Суде, где роль Богородицы-молитвенницы является центральной (устные вариации апокрифа о хождении Богородицы по мукам) “Парень“, притом “лет 35-ти“ — внутренняя незрелость и старение от разгульности. 55-летний “лет 60-ти“ он скажет об этом: “не стар я летами, а уж куда похирел; буйная молодецкая жизнь загубила“. Одоевский был хорошо известен “рус.читателю 19-20 вв., но повесть долго не переиздавали, не входила в круг привычных (особенно советской публике) произведений Одоевского, коий воспринимался ученым, фантастом, мыслителем (широко издавали лишь «Городок в табакерке», избранное из «Сказок дедушки Иренея» и некоторые другие произведения писателя). ...достаточно сложный, увлекательный сюжет. [...] Сказания, отражающие изначально устную, но сохранившуюся в литературе традицию, как правило, менее сложны по композиции, могут включать элементы чудесного, но все же не фантастического. Одоевский, мастер фантастики, организует повесть в сложной системе смешения разных пластов времени, параллельных и пересекающихся событий. Разница между объективным и индивидуальным временем героев, смешение сна и реальности, предметы, становящиеся «сцеплением» фантастического мира и привычной человеческой жизни — все это делает повесть многослойной, и не только в части композиции, но и по смыслу. Фантастическое здесь лит.условность, оно на вторых ролях, заранее заданное автором и добровольно разделяемое читателем худ.допущение. Не изображение собственно фантастическое, а раскрытие с помощью фантастических средств некоторых сторон реальной действительности или перспектив будущего [...] Религиозную идею в прозе Одоевского рассматривали не так часто“. Спектакль: