Сашуля

Чего только не было в жизни поэта - и адские бездны, и рай на земле, но то ослепительно-звонкое лето горит светлячком в моей нынешней мгле. Ни жирных матрон похотливое племя, ни робкие нимфы тринадцати лет меня не томили в то дивное время, старухи и дети не трогали, нет. Изысканность линий и форм совершенство губили в то лето мой ум и досуг, вселяли в меня неземное блаженство и были источником дьявольских мук. Да, я был влюблён, и любимой в то лето исполнилось тридцать. Развалина? Нет! Ее появленье как вспышка ракеты в зрачках оставляло пылающий след. Атласная кожа под солнцем июля светилась, как вымытый масличный плод, и море, когда в нём резвилась Сашуля, с урчаньем лизало ей смуглый живот. О! Как я мечтал стать бычком пучеглазым, вокруг её бёдер нахально скользить, и в трусики юркнуть, и в волны экстаза своим трепыханьем её погрузить. “Сашуля, Сашуля!- вздыхал я всечасно. - Ужель я лишь друг вам? Какая тоска! Но дружба такая глупа и опасна, бычок может вмиг превратиться в быка“. Встречал я её то с пехотным майором - ни кожи ни рожи, рябой, как луна, то с рыхлым эстонцем, страдавшим запором, с ушами, огромными, как у слона. Когда же, подкравшись к заветной калитке, увидел я в свете мерцающих звёзд, как жмёт её чукча, безногий и прыткий, я понял, что вкус у девчонки не прост. Однажды с Сашулей мы в клуб заглянули, театр лилипутов “Отелло“ давал. Казалось бы - чушь. Но назавтра Сашулю я вместе с Отелло в постели застал. Урод-недомерок и нигер к тому же! Вскипела во мне палестинская кровь, и так я страшилищу шланг приутюжил, что он навсегда позабыл про любовь. Под вопли Сашули: “Подонок! Убийца!“ - я карликом в комнате вытер полы. А чуть поостынув, решил утопиться, и прыгнул в пучину с отвесной скалы. Не помню, что было со мной под водою. Очнулся - в больнице, чуть брезжит рассвет, и тело упругое и молодое ласкает подбрюшьем мой твердый предмет. Сашуля! Ужели? Не сон наяву ли? Она ли так страстно мычит надо мной? О Боже, Сашуля! Конечно, Сашуля! Пленительный абрис и взгляд неземной. Но что за слова слышу я сквозь мычанье? “Зелёный, зелёненький, плюнь мне на грудь... Должно быть, рехнулась. Печально, печально. А впрочем, любви не мешает ничуть. И вспыхнуло солнце. О Господи Боже! Я правда зелёный. Неужто я труп? Зелёные ногти, зелёная кожа, зелёный язык выпирает из губ. Откуда ж та сила, что двигает тело? Что ж, Анаксимандр был, наверное, прав - и в смерти любовь раздвигает пределы, как вихрь сотрясая телесный состав. ...Живую Сашулю трепал до рассвета откинувший кони поэт Степанцов. Чего только не было в жизни поэта до переселенья в страну мертвецов.