Три товарища (И.М.Дьяконов, Е.Г.Эткинд, Г.Ю.Бергельсон). 1995. Автор и режиссер: Т.Максименко (Дьяконова)

Три фронтовых друга, ставшие знаменитыми филологами. Эткинд о войне и поэзии «Мы под Колпиным скопом стоим...» Межирова в контексте Постановления августа 1946 года. Эткинд о доме, где родился: “После войны мы с женой вернулись в ту же квартиру в доме № 73/75. Прежнего населения не осталось: почти все умерли в блокаду. Лишь изредка встречались чудом уцелевшие старорежимные дамы в шляпках с вуалью“ (). Некоторые сокурсники Дьяконова были арестованы, некоторые, опасаясь ареста, сами стали сексотами НКВД и систематически писали доносы на своих товарищей. Из двух ассириологов, учившихся вместе с Дьяконовым, уцелел только Л.Липин. Другой, Н.Ерехович, был арестован и умер в заключении в конце 1945 года. В 1938 году отец Дьяконова был арестован с официальным приговором «10 лет без права переписки». На самом деле отец был расстрелян через несколько месяцев после ареста, в том же 1938 году, но семья узнала об этом только через несколько лет, долгие годы сохраняя надежду, что он ещё жив. В 1956 году отец Дьяконова был реабилитирован за отсутствием состава преступления. Самого Игоря Дьяконова неоднократно приглашали в НКВД на допросы по поводу сокурсников. Например, один из сокурсников Дьяконова, о котором тот, как и другие вызванные в Большой дом студенты, давал показания в 1938 году, был известный впоследствии историк Лев Гумилёв, который провёл в лагерях 15 лет. Тесть Дьяконова Я.М.Магазинер также был арестован в 1937 году, но остался жив. Несмотря на то, что Дьяконов стал «сыном врага народа», он смог закончить последний курс. Из воспоминаний Дьяконова: “С Надеждой Януариевной Рыковой мы могли говорить немножко о стихах; она читала мне стихи обэриутов, неизвестные мне стихи Ахматовой и Гумилева, Волошина — я отвечал ей чем-то в этом роде. [...] Кто-то — чуть ли не я — предложил вместо геометрических фигур помещать поэтам в петлицу лиру. Это предложение сейчас же уточнили: лиры — генералитету, гитары — старшему поэтическому составу, мандолины — среднему, балалайки — младшему. Все тут же увлеклись раздачей знаков различия ныне здравствующим поэтам. Весе согласились на лиру или две Пастернаку и Тихонову, и на одну лиру — после долгих и ожесточенных споров — Маршаку. Четыре гитары получили Борис Корнилов и Павел Васильев. Вера Инбер и Александр Безыменский получили что-то вроде трех или двух мандолин, Жаров и Уткин — по три балалайки, и тому подобное. Вдруг Н.Я.Рыкова встрепенулась: «Есть еще один генерал, три лиры! Мандельштам! Это — белый генерал, но все-таки генерал. Белый — но генерал», — повторила она, нервно хихикая. От этого предложения мне вдруг сделалось жутко, хотя до 1937 еще оставалось три года. Про Белого и Ахматову, кажется, и не вспомнили. Их как бы уже и не было в русской литературе. [...] …Были святки огнями согреты И валились с мостов кареты… Стих этот — скрытая цитата из «Невского проспекта» Гоголя. Странным образом такой великий знаток, как В.М.Жирмунский, сделал здесь в комментарии к Ахматовой ошибку. Поняв «валились» в смысле «опрокидывались», он, со ссылкой на мнение К.И.Чуковского, написал, что в 1913 г. был сильный гололед. Па самом деле это выражение встречается еще у Гоголя и относится к крутому переходу от арочного моста к плоской мостовой. «Святочные огни» — это костры, разводившиеся па углах улиц в сильные морозы (в частности, и в конце октября 1917 г., по старому стилю; ср. описание встречи с Блоком в поэме Маяковского «Хорошо!») [...] В августе 1934 г. был созван Первый всесоюзный съезд писателей — учредительный съезд Союза писателей СССР (постановление ЦК о его учреждении состоялось еще в 1932 г.). Съезд был очень представительным, хотя никого не удивило, что среди делегатов (а впоследствии — среди членов ССП) не было О.Э.Мандельштама, А.А.Ахматовой, М.А.Булгакова и еще кое-кого из менее крупных. [...] Александр Павлович много и хорошо читал стихи — Ахматову, немного Гумилева, еще какие-то незнакомые стихи — кажется, Ходасевича. [...] Александр Павлович бывал дома у Шилейко в Мраморном дворце, когда тот был женат на А.А.Ахматовой, читал нам стихи, посвященные Владимиру Казимировичу Анной Андреевной (помню только одно): Проплывают льдины, звеня“ (Д/djyakonov-igorj-mihajlovich/kniga-vospominanij/2) В 1950 году на фоне кампании по «борьбе с космополитизмом» одна из выпускниц кафедры написала донос, в котором указала, что на кафедре изучают Талмуд. Кафедру закрыли, уволив почти всех преподавателей, в том числе и Игоря Михайловича.