& Leonid Kogan ’Zigeunerweisen’, .Л.Коган “Цыганские напевы“

Искусство Когана знают, ценят и любят почти во всех странах мира — в Европе и Азии, в США и Канаде, Южной Америке и Австралии. Коган — талант сильный, драматический. По натуре и художественной индивидуальности он антипод Ойстраху. Они вдвоем составляют как бы противоположные полюсы советской скрипичной школы, иллюстрируя ее «протяженность» в стилевом и эстетическом плане. Бурной динамикой, патетической приподнятостью, подчеркнутой конфликтностью, смелыми контрастами игра Когана кажется удивительно созвучной нашей эпохе. Это художник остро современный, живущий волнениями сегодняшнего дня, чутко отражающий переживания и тревоги окружающего мира. Исполнитель крупного плана, чуждый приглаженности, Коган словно стремится навстречу конфликтам, решительно отвергая компромиссы. В динамике игры, в терпких акцентах, экстатическом драматизме интонирования он родствен Хейфецу. Часто в рецензиях говорится, что Когану одинаково доступны светлые образы Моцарта, героика и трагедийный пафос Бетховена, сочная красочность Хачатуряна. Но сказать так, не оттенив особенностей исполнения, значит не увидеть индивидуальности артиста. По отношению к Когану это особенно непозволительно. Коган — художник ярчайшей индивидуальности. В его игре всегда пленяет при исключительном чувстве стиля исполняемой музыки нечто неповторимо свое, «когановское», свой почерк — твердый, решительный, сообщающий ясную рельефность каждой фразе, контурам мелоса. Поразителен в игре Когана ритм, служащий для него мощным драматургическим средством. Чеканный, полный жизни, «нерва» и «тонового» напряжения, ритм у Когана поистине конструирует форму, придавая ей художественную завершенность, а развитию музыки властность и волю. Ритм — «душа, жизнь произведения. Ритм сам по себе и музыкальная фраза, и то, чем мы удовлетворяем эстетические потребности публики, чем мы на нее воздействуем. И характер замысла и образ — все осуществляется через ритм», — так высказывается о ритме сам Коган. В любой рецензии на игру Когана неизменно выделяются в первую очередь решительность, мужественность, эмоциональность и драматизм его искусства. «Исполнение Когана — взволнованное, напористое, страстное повествование, речь, льющаяся напряженно и горячо». «Игра Когана поражает внутренней силой, горячим эмоциональным накалом и в то же время мягкостью и разнообразием оттенков», — таковы обычные характеристики. Когану несвойственны философичность и рефлексия, распространенные среди многих современных исполнителей. Он стремится раскрыть в музыке главным образом ее драматическую действенность и эмоциональность и через них подойти к внутреннему философскому смыслу. Как показательны в этом смысле его собственные слова о Бахе: «В нем, — говорит Коган, — гораздо больше душевной теплоты и человечности, чем думают иногда специалисты, представляя себе Баха как «великого философа XVIII века». Хочется не упустить возможности эмоционально передать его музыку, как она того заслуживает». Коган обладает богатейшей художественной фантазией, которая рождается от непосредственного переживания музыки: «Он каждый раз открывает в произведении еще как будто неизведанную красоту и поверяет о ней слушателям. Поэтому и создается впечатление, что Коган не исполняет музыку, а как бы вновь творит ее». Патетичность, темпераментность, горячая, порывистая эмоциональность, романтическая фантазия не мешают искусству Когана быть предельно простым, строгим. Его игра лишена вычурности, манерности и тем более сентиментальности, она мужественна в полном смысле этого слова. Коган — художник удивительного душевного здоровья, оптимистического восприятия жизни, что ощутимо в его исполнении самой трагичной музыки. Обычно биографы Когана выделяют два периода его творческого развития: первый с ориентацией преимущественно на виртуозную литературу (Паганини, Эрнст, Венявский, Вьетан) и второй — с переакцентировкой на широкий охват классической и современной скрипичной литературы, при сохранении виртуозной линии исполнительства. Коган виртуоз высшего порядка. Первый концерт Паганини (в авторской редакции с редко играемой труднейшей каденцией Э. Сорэ), его же 24 каприччи, сыгранные в одном вечере,— свидетельствуют о мастерстве, которого в мировой скрипичной трактовке достигают лишь единицы. В период формирования, говорит Коган, на меня большое влияние оказали произведения Паганини. «Они сыграли важнейшую роль в приспособлении левой руки к грифу, в понимании аппликатурных приемов, не являющихся «традиционными». Я играю своей особой аппликатурой, отличающейся от общепринятой. И делаю это исходя из тембровых возможностей скрипки и фразировки, хотя зачастую не все здесь приемлемо с точки зрения методики».