“Последние дни“, телеспектакль по пьесе М. Булгакова. ЛенТВ, 1968 г.

В ролях: И.Лаврентьева, А.Шуранова, А.Чернова, В.Стржельчик, Б.Рыжухин, А.Пустохин, В.Тыкке, В.Усков, Г.Демидова, Р.Лебедев, О.Басилашвили, В.Тодоров, Н.Боярский, М.Храбров, Иг.Дмитриев. Режиссер: А.Белинский «“Последние дни“ – один из “светлых замыслов“ Булгакова. Ахматова неизменно отмечала его “благочестие“: написать пьесу о Пушкине так, что сам поэт ни разу не появляется на сцене, не говорит ни слова. Только в ремарках сказано о нем: “Мелькнул и прошел в глубь кабинета какой-то человек“, “Группа людей в сумерках пронесла кого-то в глубь кабинета“. Да еще Николай I на балу спрашивает у Жуковского: “Я плохо вижу отсюда, кто этот черный стоит у колонны?“ Но это не значит, что в пьесе Булгакова все было приемлемым для Ахматовой. Она не соглашалась с той “ролью“, которая досталась на долю пушкинской свояченице и в пьесе “Последние дни“, и в пушкинистике, с тех пор как были напечатаны воспоминания А.П.Араповой, бросившие тень на Александру Николаевну Гончарову. …была потрясена публикацией новых документов из семейного архива Карамзиных [Пушкин в письмах Карамзиных 1836-37. 1960]. Ее очень волновали эти письма, которые она читала как пропущенные сцены из “Последних дней“. Как будто она попала в Зазеркалье булгаковской пьесы и ахнула, услышав разговоры друзей о Пушкине. Друзья “шутя“, “не придавая значения“, повторяли все то, что убивало поэта, что распускали про него враги. Все было так неожиданно и страшно, что даже Ахматова оказалась неподготовленной к такому сложному развитию действия. Этим объясняется ее запальчивость в суждениях о ближайшем окружении поэта. “Мы здесь все сумасшедшие, – говорили Алисе в Стране чудес. – Я сумасшедший. Ты сумасшедшая...“ Ахматова стала называть свои речи о Пушкине “бредовыми“. Даже подарила мне одну из своих переводных книг с надписью, в которой называет меня охотным слушателем ее “бредовых речей о Пушкине“. Но я думаю, что недаром в Зазеркалье бред был признаком и синонимом истины. Такого страстного “оправдания Пушкина“, какое разворачивалось в прозе Ахматовой, не было у нас, кажется, со времен Достоевского. …внимание Ахматовой привлекло такое простое, обыденное явление, как “bande joyeuse“ – “веселая компания“. И снова, как в “Поэме без героя“, послышались звуки “адской арлекинады“. Ахматова увидела “пеструю толпу“, которой, как в мазурке, предводительствовал ловкий кавалергард. Казалось, что толпу составляют только враги поэта. Их-то и изобразил Булгаков в “Последних днях“. «Что же касается роли bande joyeuse, – пишет Ахматова, – то ее до сих пор никто не касался». Это и придает особенную остроту замыслу ее книги о гибели Пушкина. По складу своей души Ахматова была не обвинительницей, а целительницей. Она хотела понять. И за версту слышала ложь и клевету на Пушкина. Может быть, она и не могла “исцелить“, но прикасалась она “к самой черной язве“. На Пушкина клеветали после его смерти – вот что было страшнее всего. И вот почему Ахматова так страстно защищала Пушкина. Ей казалось, что Карамзины недаром утаили свою переписку: слишком страшен был смысл событий, прояснившихся уже после гибели Пушкина, когда ничего нельзя было изменить ни в жизни, ни в письмах. Молодые Карамзины попали в этот круг не по злому умыслу, конечно, а единственно “по невниманию“... И случилось это в самые трагические дни жизни поэта, который до конца считал их своими искренними друзьями. У Ахматовой кроме статей в собственном смысле этого слова был еще замысел исторической прозы. Она собирала выдержки из переписки Карамзиных. Получалось нечто вроде документального романа, построенного именно на материалах, которых нет в книге Вересаева. Плотная вереница “золотой молодежи“ несется вскачь. И А.Карамзин признается: “У меня как будто голова закружилась, я был заворожен“. Ахматова показывает, как порочный круг захватывает и друзей Пушкина. Недаром сама С.Н.Карамзина говорит, что, слушая некоторые речи в своем кругу, она иногда “содрогалась от безрассудно дерзкого бреда“. Пушкин не узнал бы в иную минуту тех, кого он любил и кому доверял. “Он о них таких писем не оставил!“ – пишет Ахматова. Гибель Пушкина была исторической, общественной трагедией его времени. Но это не уменьшает остроты личных отношений поэта с его ближними и друзьями. В той горячности, с которой Анна Ахматова защищала Пушкина, было много личного. “Я давно живу на свете, — говорила Ахматова, — и я не раз видела, как люди превращаются в свою противоположность“. “Последние дни“ Пушкина, с точки зрения “bande joyeuse“, были сплошным праздником»