«Одни дети умирали, другие хватали их бурду». Интервью с узницей Саласпилса

Это чудовищно страшно читать. Но надо – пока ещё живы последние свидетели. Потом вспомнить такое станет уже некому, и больше никто не опровергнет ложь 80 лет назад Красная Армия освободила один из самых страшных концлагерей. Сейчас латвийские политики и историки объявляют это место «воспитательно-трудовым», и отрицают, что из детей выкачивали кровь. Георгий взял в Риге интервью у нескольких заключённых Саласпилса, согласившихся рассказать, что творилось в лагере. Камелия Войтеховна Богумирская (по мужу Валиуллина). Жительница Белорусской ССР, станция Бигосово Витебской области. Была отправлена в Саласпилс в семилетнем возрасте вместе с семьёй 23 февраля 1942 года, и пробыла там до апреля 1943 года. - Это случилось утром, мама едва каравай в печку поставила. Пришли военные, они все говорили на ломаном русском языке – не знаю, айзсарги (латышское полувоенное формирование – Авт.), либо немцы. На шапках у них знак черепа человеческого был, хорошо помню. Никакой еды с собой взять не дали, очень зло себя вели. Мама собралась, нас одела – четверо детей было у неё. Запихали в сарай вместе с остальными жителями деревни, заперли там. Пошли разговоры, что нас хотят сжечь. Овчарки лаяли кругом. А потом, видимо, пришел другой приказ, отправить всех в концлагерь. Раньше через нашу деревню часто гнали евреев. Они прятались где-то, но их находили. Мама совала нам хлеб, говорила – идите, дайте людям, вы детки, немцы вас не тронут. Мы отдавали, евреи нас поблагодарили, и сказали - «Передайте своим родителям, что жизнь такая – сегодня живём, а завтра гниём». Нас привели на станцию, запихали в вагоны, а там ничего – только солома. Детки ходили в туалет на солому, и её в окно вагона выкидывали. Мужчины просили прохожих бросить снега в вагон, за колючую проволоку, кричали, что дети маленькие, пить хочут - кто-то бросал, а кто-то боялся. Привезли в Саласпилс, завели в барак. Там просто нары и печка, металлом обтянутая. Немцы раздели женщин, голыми оставили совсем, и тщательно осматривали – подмышки, рты, волосы. Вечером стали сортировать – мужчин в одну группу, девушек постарше и женщин в другую, всех в разные бараки. Малышей, что полтора годика, два, три – оставили в детском бараке. Женщины сперва ходили у окон, искали своих, криком кричали, но охрана их отогнала. - Что вы видели потом? - Как людей вешали. С двух сторон за подбородок два крюка цепляли, и человек болтается, пока кровью не истечёт. Видела, как женщину наказали. Её выгнали на улицу возле барака дорожку чистить в холод, она взяла одеяло завернуться, а это нельзя. Немцы ей дали кирпич, и велели держать на вытянутых руках. Стоит, шатается. Ещё один кирпич в руки положили, она падает, её утаскивают. Дети в нашем бараке были как старики, не плакали. Чем кормили? В миски нам бурду наливали, хлеб давали пополам с опилками. Дети кушают, и как птички ротик открывают и закрывают…а затем падают под стол и умирают. Я за одним столом со всеми сидела, всё видела. И потом кто быстрее мисочку умершего ухватил, тот и съел. За несколько месяцев мы стали как пластмассовые бутылки – кожа стала прозрачная, все кости видно, руки-ноги тоненькие, а животы большие, распухли от голода. Моего братика Рому в возрасте 4,5 года и других крохотных детей переместили в больницу в Риге, и немцы брали из них кровь для своих солдат раненых. Рома говорит, его молоком поили, чтобы кровь шла – густое молоко, вкусное. В этой больнице 18 детей умерли от того, что кровь забирали, они в братской могилке лежат. - У вас тоже брали кровь? - Да, в самом Саласпилсе. Приезжали женщины в белых халатах и мужчины в зелёной форме. С нами не разговаривали – два глотка молока, и иглу в вену. Много выкачивали. Было очень страшно. Мы сознание теряли. Я падала, меня приводили в себя, что-то мне давали. Родителей не пускали к нам. Дети подчинялись молча – не плакали, не капризничали. В бараках на нарах на голых досках мы лежали, без одеял, простыней, подушек, так и спали. Тесно очень было. Одежду кинули кому какую. DarkZotovLand, [ 15:49] Мне дали 56-го размера, а я же маленькая. Ничего, поменялась. Мы целыми днями стояли у окна, и смотрели, как мёртвых выносят, как вешают, как люди упали и идти не могут. Там не одна тысяча детей погибла – сколько их в том лесу закопано, до сих пор кости находят. - Господи, как же у вас сил нашлось такое пережить? - Да, пережила такой ужас, поэтому, наверное, долго и живу. Я сказала, чтобы, когда умру, книгу о Саласпилсе мне в гроб положили. Помню, как нас совсем голых гоняли в баню, по снегу, в феврале. Сестра моя старшая Аня братика держала на руках, прижавши к себе. Она погибла. Дизентерия у неё была, её и других, кто заболел, согнали в крематорий и там сожгли заживо, кинули в печь. Это мне свидетели рассказали, старшие. Я прихожу когда сейчас в Саласпилс, очень плохо себя чувствую – там земля смертью дышит. Плачу, без лекарств не могу. В апреле сорок третьего я и Рома уже неходячие были, доходили сов