КНИГА ЕВРОПЫ И БОЛЬШАЯ КНИГА

КОММЕНТАРИИ ЧЛЕНОВ СОВЕТА ЭКСПЕРТОВ «БОЛЬШОЙ КНИГИ» К ДЛИННОМУ СПИСКУ XVIII СЕЗОНА Прозаик, сценарист Евгения Декина: «Для меня стали открытием три вещи. Во-первых, то, как много у нас талантливых авторов, умеющих создавать в тексте густую вязкую атмосферу, которая затягивает читателя. Мы постоянно слышим о деградации, кризисе идей, падении профессионализма, но оказалось, что всё иначе – талантливых авторов и интересных произведений у нас очень и очень много. Во-вторых, как мало среди представленных текстов остро актуального и злободневного, и при этом много исторической литературы. То есть авторы «Большой книги» в большинстве своём не стремятся «словить хайп», они действительно стараются осмыслить важные процессы нашей истории и современной жизни, постичь закономерности нашего развития. И в-третьих, как мало среди заявленных текстов произведений с чётким сюжетом, таких, в которых действие развивается быстро, насыщенных событиями. То есть наша литература по сути своей созерцательна». Писатель Роман Сенчин отметил в прочитанных им произведениях две тенденции: «Первая – во многих произведениях главный герой обладает необычными способностями. Он (она) или слышит голоса, или запоминает прочитанное, услышанное, или способен увидеть прошлое или будущее. Вторая тенденция – завязкой опять же многих произведений становится обнаружение некоей рукописи на антресолях, в сундуке, дипломате. Жанры представлены самые разные. Есть и фантастика с фэнтези, есть детективы и расследования, есть исторические романы, научно-популярные исследования. Много биографических книг. И если я лично прочёл лишь один биографический роман, то собственно биографий, сопровождённых корпусом примечаний, ссылок, перечнем использованной литературы – десятка два. Буквально мания прозаиков описывать жизнь умерших известных людей меня пугает». Литературный критик, эссеист Валерия Пустовая: «Интересно присутствие в длинном списке литературы разных этажей, для читателей с разными ожиданиями от чтения. Высокая проза соседствует с умной беллетристикой. Есть книги откровенно развлекательные по форме – но ставящие при этом сложные вопросы: исторической памяти, семейной любви, свободы и выживания личности в токсичных условиях развития. Высокая же проза этого года не замыкается в интеллектуальном эксперименте – а поражает эмоциональной проникновенностью, теплотой тона, поэтичностью. Радостно отметить в массиве исторической прозы проявление совсем свежих слоев памяти. В длинном списке мы не раз заново проживаем советский двадцатый век, причем делаем это каждый раз с новой точки зрения. Но заметны и книги, осмысляющие наши девяностые и нулевые. Харизматичные лидеры и трагические жертвы советской эпохи соседствуют в списке с ещё не каноничными героями недавних десятилетий. Современная проза выбирает героем человека собирающего, человека хорошего. Это привлекательный, как будто впрямую положительный образ – на сыплющемся фоне. Мы видим героя, чьи положительные намерения упираются в неодолимые препятствия: состояние здоровья, сопротивление профессиональной среды, денежную яму, инертность социума. Это цепляет, к герою испытываешь острое сочувствие: ведь он пытается собрать свою жизнь – а ему вроде как мешают. Но одна из тайн искусства – обращать внешнее во внутреннее, постороннее делать своим. И вот уже перед нами – трагедия хорошего человека, который сам себя недостроил, сам себе запретил цвести, сам себя пытается выкорчевать. Раскрывая обстоятельства и тревоги такого героя, современная литература борется с силами саморазрушения в человеке». ... Литературный критик, заместитель главного редактора журнала «Октябрь» Алексей Андреев: «По моим ощущениям, меньше стало откровенных фэнтези и фантастики, хотя элементов фэнтези и фантастики, включённых авторами в повествование, становится больше, но именно включённых, имеющих вспомогательную функцию, не выступающих в роли основной цели повествования. Есть интересные книги, которые формально вроде бы относятся к биографиям, а на самом деле являются попыткой, пользуясь героем книги как зеркалом, описать через него и его судьбу время и эпоху. Причём, время относительно недавнее, ко времени более отдалённому интерес, как мне кажется, постепенно уходит (это я уже отмечал и в прошлом году). Вообще, как мне кажется, уходит интерес к истории как таковой, заменяясь интересом к историям личным (реальным или придуманным), описываемым, конечно, в конкретных исторических реалиях, но сами реалии уже прежнего энтузиазма и пафоса у авторов не вызывают».