Иван Бунин. «Свет» (1916) Читает Мария Голубкина.

Ни пустоты, ни тьмы нам не дано: Есть всюду свет, предвечный и безликий… Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики, Ты приглядись: там не совсем темно, В бездонном, чёрном своде над тобою, Там на стене есть узкое окно, Далёкое, чуть видное, слепое, Мерцающее тайною во храм Из но́чи в ночь одиннадцать столетий… А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли эти Кресты по скользким каменным полам, Гробы святых, почи́ющих под спудом, И страшное молчание тех мест, Исполненных неизреченным чудом, Где чёрный запрестольный крест Воздвиг свои тяжёлые объятья, Где таинство Сыновнего Распятья Сам Бог-Отец незримо сторожит? Есть некий свет, что тьма не сокрушит. 7 июля 1916 “очень личное и полное надежды стихотворение“: _ “Пожалуй, центральное для понимания поэзии Бунина стихотворение“ – ИЕРУСАЛИМ Это было весной. За восточной стеной Был горячий и радостный зной. Зеленела трава. На припеке во рву Мак кропил огоньками траву. И сказал проводник: «Господин! Я еврей И, быть может, потомок царей. Погляди на цветы по сионским стенам: Это все, что осталося нам». Я спросил «На цветы?» И услышал в ответ: «Господин! Это праотцев след, Кровь погибших в боях. Каждый год, как весна, Красным маком восходит она». В полдень был я на кровле. Кругом подо мной, Тоже кровлей – единой, сплошной, – Желто-розовый, точно песок, возлежал Древний город и зноем дышал. Одинокая пальма вставала над ним На холме опахалом своим, И мелькали, сверлили стрижи тишину, И далеко я видел страну. Морем серых холмов расстилалась она В дымке сизого мглистого сна. И я видел гористый Моав, а внизу – Ленту мертвой воды, бирюзу. «От Галгала до Газы, – сказал проводник, – Край отцов ныне беден и дик. Иудея в гробах. Бог раскинул по ней Семя пепельно-серых камней. Враг разрушил Сион. Город тлел и сгорал – И пророк Иеремия собрал Теплый прах, прах золы в погасавшем огне, И развеял его по стране: Да родит край отцов только камень и мак! Да исчахнет в нем всяческий злак! Да пребудет он гол, иссушен, нелюдим До прихода реченного Им!» (1907) “Здесь сошлось всё. Синестетические образы: «мак кропил огоньками траву» – видишь и ощущаешь капли. Оксюморон: сверлящие тишину стрижи. Перетекание стихов в прозу и обратно: в 1907 Бунины побывали в Святой земле и писатель создал ряд очерков, которые сам предпочитал называть «путевыми поэмами». С одной из них, которая называется «Иудея», можно проследить почти буквальные совпадения. Лирический герой смотрит на город с кровли и представляет его тоже в виде кровли, «единой, сплошной». В очерке: «“Иерусалим, устроенный, как одно здание!“ – вспоминаю я восклицание Давида. И правда: как одно здание лежит он подо мною, весь в каменных купольчиках, опрокинутыми чашами раскиданных по уступам его сплошной кровли, озаренной низким солнцем». Однако самое интересное в этом стихотворении – непостижимая, на первый взгляд, связь его звучания и содержания. Если строго следовать букве, перед нами – манифест христианского сионизма. Межиров: во всей русской поэзии нет другого стихотворения, которое бы так пронзительно и вместе с тем исторично выражало боль еврейского народа и его надежду на выход из рассеяния и обретение государственности. «Иерусалим» написан накануне 8-го сионистского конгресса, который прошел в Гааге в августе 1907. А версификация и музыка стихотворения отсылают к классическому балладному стиху («Замок Смальгольм, или Иванов вечер» Жуковского). Не странно ли сочетание Сиона с романтической балладой? Для Бунина – точно нет. Его прозаическая поэзия и поэтическая проза уже сами по себе лироэпичны, а среди жанров лироэпоса самый компактный и популярный – баллада (для Бунина не столько жанр, сколько целый мифопоэтический концепт). «Иерусалим» уместно рассматривать на фоне не только «путевых поэм», но и цикла «Тёмные аллеи». Их нерв во многом определяет рассказ «Баллада». В нем жанр становится синонимом сразу и страстей человеческих – в первую очередь, любовной страсти, и грозной божьей воли. В тексте идет речь о святом Господнем волке, который зарезал старого князя, когда тот пустился в погоню за собственным сыном, чтобы отнять у него молодую красавицу-жену. Князь «успел перед смертью покаяться и причастье принять, а в последний свой миг приказал написать того волка в церкви над своей могилой…» Балладный характер носят новеллы «Ворон» (снова о неравной любви) и «Железная Шерсть». Согласно пожеланиям Бунина, к полному прижизненному изданию «Тёмных аллей» (1946) добавлен рассказ «Весной в Иудее». Под названием «Весной в Иудее. Роза Иерихона» в 1953 в Нью-Йорке выйдет последний сборник рассказов, составленный писателем. Незадолго до смерти Бунин-прозаик возвращается к увиденному во время путешествия в Святую землю, воспетую им в стихах и к тому времени вновь обретшую еврейскую государственность“.