Магомед Ахмедов, Гумилев

«Гумилёв» Мы дрались там… Ах, да! Я был убит… — Н. Гумилёв Брожу по Петербургу… Ночь темна. Мелькнула тень… Ушла… Мелькнула снова. Неверный свет из тусклого окна… Чья это тень? Неужто Гумилёва? Остановился… Начал свой рассказ. Холодный вечер обжигал метелью: «Для русских стихотворцев стал Кавказ, Как для тебя мой Питер, – колыбелью!» Я помолчал… Потом сказал в ответ, Боясь – растает этот образ милый, Что Питер сам – и город, и поэт, Поэтам ставший братскою могилой. Вот Пушкин умирает на снегу, Вот гибнет Блок без воздуха и звука. Есенин в «Англетере» … Не могу Иначе думать – вот какая штука. На небе Петербурга столько звёзд! И каждая звезда – душа поэта. В мой Дагестан стремится звёздный мост. И здесь свинец – мне помнится про это. Лишь горы знают тайны их смертей: Друг застрелил Махмуда – кровь кипела, Хан ослепил Саида без затей, Анхил Марин с зашитым ртом запела. В Сибири побывал Казак Ирчи, Петь песни запретили Батараю. Судьба поэта… Сколько ни кричи, Иной судьбы для гения не знаю. И снова темень… Узкий двор тюрьмы, Выводят на расстрел приговорённых. Сто лет прошло… Тесней прижались мы – Стоим среди Всевышним не спасённых. – Кто здесь поэт известный Гумилёв? Вас отпускает наша власть Советов… … Он будто бы не слышит этих слов: «Я – офицер, не вижу здесь поэтов!» Переспросил я: «Вправду было так Иль кто-то фантазирует без меры?» Он усмехнулся: «Жизнь – такой пустяк! Я был поэт, да вышел в офицеры!» И снова по Гунибу мы бредём, Как только что брели по Петербургу. И снова с Гумилёвым мы вдвоём По-братски делим тёплую тужурку. И снова понимаю я – Поэт Весь шар земной своим спасает словом. А, значит, в этом мире смерти нет, Пока шагаешь рядом с Гумилёвым! — Магомед Ахмедов. (Перевод с аварского Анатолия Аврутина)