Философия свободы и творчества Бердяева — историк русской религиозной философии, кандидат философских наук Алексей Козырев

В каком случае свобода для Бердяева становится важнее Бога? Как в его философии соотносятся свобода и грех? Как складывались взаимоотношения Бердяева с советской властью? “наверное, самое мощное ощущение, которое оставляет после себя философия Бердяева, — это высота человеческого призвания, о котором он постоянно пишет. Все наследие русского мыслителя пронизано единым торжественным призывом: человек свободен и он самим Богом уполномочен стать творцом, реализовать свое божественное призвание, упрочить свое достоинство. При этом Бердяев, постоянно вспоминая о Великом инквизиторе из романа «Братья Карамазовы» Достоевского, нас предостерегает: «Человек легко отказывается от свободы во имя спокойствия и благополучия, он с трудом выносит непомерное бремя свободы и готов скинуть его и переложить на более сильные плечи» – Что бы Вы порекомендовали читать в первую очередь из наследия Бердяева? – Прежде всего — «Самопознание». Это его автобиографическая книга, в которой можно узнать не только о том, что пережил философ, но и каким был тот культурный пейзаж, на фоне которого он мыслил и существовал. Бердяеву же ведь очень повезло: как мы уже сказали, он был включен в культурный процесс Серебряного века, жил в Петербурге и Москве, общался с философом и поэтом-символистом Вячеславом Ивановым, бывал на его знаменитой «Башне» (дом на пересечении Таврической и Тверской улицы, где устраивались «Ивановские среды» на которых бывали многие именитые деятели Серебряного века), участвовал в рукописном журнале «Бульвар и переулок». Интересно, что в рамках концепции этого журнала «бульвар» был символом культурного «мейнстрима», «ура-патриотизма» начала Первой мировой войны. А «переулок» символизировал какие-то потаенные уголки сознания, где роятся парадоксы, не утихла боль, где нет неизбывного, свойственного «проспекту» оптимизма. Бердяев в этом журнале выступал как раз в качестве философа «переулка». Есть в «Самопознании» глава, где он описывает и оценивает основные темы своей философии: одиночество, свобода, тоска“ () __ К.Исупов: “Серебряный век изобрел новаторскую технологию общения с классикой, — и она раскрылась в такой глубине и прекрасной ясности, какие и не снились всей предшествующей критике. Мыслители рубежа веков нашли очень точное определение для этой обновленной эстетики. Они назвали ее «философской критикой». Наиболее яркий пример в этом ряду — Бердяев. В статье, посвященной юбилею журнала «Путь», вспоминая эти времена, он сказал: «Появился новый тип критики философской». Каковы же черты этой новой критики? Философскую критику интересует не поэтика высказывания, а его смысл, не специфика образной реальности, а слово и поступок героя, не «тайны ремесла», а судьба идей, не авторская стилистика, а позиция автора. Философ-комментатор убежден, что художественное произведение есть эстетическое самораскрытие истории в культуре. Поэтому разговор о тексте был и обсуждением ведущих проблем века, и диалогом вокруг вечных ценностей. Чтение Бердяева помогает нам понять и даже пережить тот творческий сдвиг, который совершился в отечественной мысли на рубеже 19–20 в. На Бердяеве сказался и новый тип личности — живой, динамичной и многоликой. Позиция философа за полвека его творчества не раз претерпевала кардинальные изменения, она раздваивалась в соответствии с исконным стремлением Бердяева парадоксально соединять несоединимое. Он создает себе репутацию легального марксиста, чтобы развернуть всестороннюю критику Маркса, а в эмиграции, в «Союзе советских патриотов», читать лекции под портретом Сталина, он с 1908 войдет в круг московских ревнителей православия, чтобы разомкнуть его разрушительной критикой Флоренского (а позже — и Флоровского), он выступит резким оппонентом литературного символизма, чтобы в 1940 исповедаться в вере во «вторичную, отраженную, символически-знаковую реальность внешнего мира». Творчество Бердяева, неутомимого обличителя эстетизма, стало законченным выражением бытового и философского эстетства; проповедник свободы личности, он построил персоналистскую теорию, которая оказалась ловушкой, коль скоро по ее уставу предлагалось жертвовать даже любовью ради свободы; критик психологизма Шестова, Бердяев превратил психологию в инструмент эгоистского самоутверждения личности и «я» философа («Я и мир объектов (Опыт философии одиночества)», 1934). Все сказанное — не показатель беспринципности Бердяева, а свидетельство верности принципу противостояния завершенным доктринам, сквозь которые философ спокойно идет к своей цели. Читатель вправе спросить, в чем эта цель состояла? Ответ дан в гносеологическом мемуаре мыслителя: «…пусть я не знаю смысла жизни, но искание смысла уже дает смысл жизни»